Дети солдата Великой Отечественной нашли его могилу спустя восемьдесят лет

Своего деда, Бессилина Александра Егоровича из деревни Клиновка Воздвиженского сельсовета, мы всю жизнь считали пропавшим без вести. Пока во время поисков на сайте «Память народа» не увидели странную похоронку из военного архива на Безусилю Александра Егоровича. Совпадало все: и адрес, и имя супруги, то есть нашей бабушки. Только странное, но созвучное написание фамилии сбивало с толку. Наверное, и тогда, в 1942 году, оно сбило с толку работников сельсовета, которые отправили ее обратно с припиской «в Воздвиженском сельсовете не числится». А дома от солдата ждали вестей жена и пятеро сыновей, младшему из которых исполнилось лишь полтора года.

Это были страшные годы, тяжелая работа, голод, холод. Шло время, Бессилины преодолели все тяготы, все пятеро сыновей стали достойными людьми и нашли свое место в жизни. Имя нашего деда живет сегодня в его внуках, четверо сыновей назвали своих детей Александрами. Алексей Александрович Бессилин, единственный из оставшихся в живых сыновей, проживает сегодня в селе Раевский, ему 93 года. Старший сын, Николай, призвался на фронт в 1944 году, дошел до Берлина, стал профессиональным военным. Всю жизнь, используя все свои связи, искал отца…

Боевой путь нашего деда, рядового-красноармейца Бессилина Александра Егоровича, призванного на фронт в самом начале войны в возрасте 36 лет, был недолгим, но страшным и трагическим. Он погиб на Волховском фронте, когда войска с боями пытались пробить брешь в кольце Ленинградской блокады. В нескольких километрах на север от Новгорода находится деревенька с жутковатым названием Мясной Бор. Словно лес, прорастающий из плоти. Как говорят, название она получила в начале 18 века. Якобы царь Петр I повелел основать тут скотобойню, которая снабжала едой людей на строительстве Санкт-Петербурга. Кости животных хоронили в лесу недалеко от поселения. Так название Мясной Бор и прижилось.

Но по-настоящему страшное значение оно получило в 1942 году. Тогда в окрестностях Мясного Бора развернулась Любанская военная операция. Советские солдаты пытались прорвать блокаду Ленинграда. На штурм немецких позиций было брошено около 400 тысяч человек. Но фронты действовали не организованно, припасов не хватало, а к весне глубокий снег превратился в непроходимое болото. Раз за разом советские воины штурмовали хорошо оборудованные немцами позиции. Последняя попытка штурма проходила через Мясной Бор. По подсчетам поисковиков, на небольшом участке земли в пару гектаров полегли 200 тысяч бойцов. Операция провалилась. С тех пор название Мясной Бор зазвучало совсем по-другому.

«Здесь птицы не поют, деревья не растут», - пел Булат Окуджава. И сейчас, говорят, места в районе Мясного Бора выглядят именно так. Животные обходят их стороной. В воздухе стоит звенящая тишина. Долгие годы тут работают поисковики. Но за все время удалось выкопать и перезахоронить лишь 40 тысяч человек. Еще больше ста тысяч сторожат лес.

Из воспоминаний бывшего рядового 839-го гаубичного артиллерийского полка резерва главного командования И. И. Калабина: «Котлом мы называли клочок болот к западу от Мясного Бора, на котором находились окруженные подразделения 2-й Ударной армии, теснимые со всех сторон врагами. То, что там творилось, не вообразить и в самом жутком сне. Едва ли я смогу описать это. Июнь. Северные белые ночи. Целые сутки висели над нами немецкие самолеты, сбрасывая сверхтяжелые бомбы, поливая из пулеметов. Не смолкая, гудела орудийная канонада. Можно оглохнуть от треска ломающихся горящих деревьев, от грома и грохота артиллерийского огня, адской чечетки пулеметных очередей, надрывного воя мин. Каждая пуля – в цель, снаряд – в цель, бомба – тоже в цель, потому что скученность войск невероятная. Полная неразбериха, связь между частями потеряна, управление нарушено. Только задремлешь – чудится фашист, хватающий тебя за горло. Вскочишь – все тот же лес, гул и смрад… Часов почти ни у кого нет, счет времени давно потерян. День сейчас или ночь? Какой сегодня день, какое число? Что ждет нас – плен или попытка прорыва?».

Из воспоминаний бывшего командира 327-й стрелковой дивизии И. М. Антюфеева: «Находясь почти три месяца в окружении, мы съели все, что можно было есть: сначала резали живых лошадей, а потом и их трупы, вытаивавшие из-под снега, – все шло в питание. Также от голода спасали березовый сок и хвоя».

Из воспоминаний бывшего старшины 43-го отдельного лыжного батальона Г. И. Геродника: «Июнь 1942 года. В разгаре лето, а любанцы еще в зимнем обмундировании, вернее, в том, что осталось от него. Из изодранных ватников и ватных брюк торчали клочья почерневшей ваты. Ушанки, шинели были покрыты рыжими, бурыми и черными подпалинами от огня костров. Подошвы сапог и ботинок многим приходилось прикручивать проволокой. От длительного голодания у каждого второго воина цинга. Дистрофия. От многонедельного пребывания в воде ломило суставы. Те, кто еще мог стоять на ногах, вели под руки или несли на самодельных носилках раненых и окончательно обессилевших товарищей… После очередного полного перекрытия мясноборской горловины узкий коридор ценой больших жертв был прорублен заново».

Русские называли коридор от деревни Мясной Бор до деревни Кречно Долиной смерти, а немцы поставили указатель с надписью: «Hier beginnt der Arschder Weit» («Здесь начинается ад»). В этой деревне захоронен и наш дед, рядовой-красноармеец стрелковой дивизии Бессилин Александр Егорович из д. Клиновка Альшеевского района.